obrydlo.ru

Факторы, которые предрасполагают к депрессии, те же самые, что способствуют наркомании и патологическим влечениям. Индивиды, фиксированные на состоянии, в котором самоуважение регулируется снабжением извне, те чье чувство вины мотивирует регрессию к этому состоянию, чрезмерно нуждаются во внешних ресурсах. Всю жизнь они ненасытны. Если нарциссические потребности не удовлетворяются, то их самоуважение падает до опасного уровня. Они готовы ко всему, чтобы этого избежать, и пытаются всеми средствами добиться участия в приписываемом окружающим могуществе. С одной стороны, прегенитальная фиксация таких индивидов проявляется в тенденции реагировать на фрустрацию насилием. С другой стороны, оральная зависимость вынуждает их пытаться получить то, в чем они нуждаются, путем подобострастия и подчинения. Конфликт между этими противоположными тактиками весьма характерен при предрасположенности к депрессии. Подобострастие, как показывает психоанализ, зачастую является способом бунтарства. Жертвенность и молитва, классические виды подобострастия, нередко мыслятся как своеобразное магическое принуждение Бога к предоставлению необходимого.

Многие депрессивные установки представляют собой конденсаты подобострастия и агрессивности. Индивиды с постоянной потребностью в благах, которые одновременно доставляют сексуальное удовлетворенней повышают самоуважение, являются «любовными наркоманами», Не способными к активной любви, но испытывающими потребность быть любимыми. Кроме того, они характеризуются зависимостью и выбором объекта по нарциссическому типу. Объектные отношения у них имеют черты идентификации, они склонны к частой смене объектов, поскольку ни один из объектов не может обеспечить им необходимого удовлетворения. Эти индивиды требуют от объектов поведения, которое допускает или поощряет их соучастие, позволяет чувствовать единство с партнером.

Стремление к согласию с людьми вынуждает их отрицать у себя всякую враждебность. В соответствии с ранней фиксацией таких индивидов личность объекта не имеет для них большого значения. Они нуждаются в снабжении, и им безразличен источник. Это необязательно должен быть человек, иногда довольствуются наркотиком или навязчивым хобби. Некоторые особы этого типа находятся в худшем положении, чем остальные, они нуждаются в снабжении и одновременно испытывают страх, потому что бессознательно считают блага опасными. Как и в случае обычных наркоманов, «любовные наркоманы» тоже не способны получить желанное удовлетворение. При удовлетворении их наркомания только усиливается. Причина явной неспособности к удовлетворению - крайняя амбивалентность, связанная с оральной ориентацией. Понимание этого архаичного типа регуляции самоуважения упрощается при знакомстве со стадиями развития чувства вины.

В жизни младенца голод и насыщение чередуются. Голодный младенец вспоминает о предшествующей удовлетворенности и пытается силой вернуть бывшее состояние, утверждая свое «всемогущество»Криком и жестикуляцией. Позднее младенец теряет веру в собственное всемогущество, но пытается восстановить это всемогущество путем проекции его на родителей и участия в их всемогуществе. Он нуждается в соучастии и любви, как прежде нуждался в молоке. Последовательность голода и насыщения замешается другой последовательностью: состояние одиночества и самоумаления (аннигиляции) сменяется состоянием, в котором обретается любовь и восстанавливается самоуважение.

Еще позднее эго становится способным предвосхищать будущее. Тогда создаются (или скорее используются) в качестве предупреждения состояния малой аннигиляции , чтобы уберечься от подлинной утраты нарциссических ресурсов. Наконец, развивается суперэго и берет на себя внутреннюю регуляцию самоуважения. Обретение любви больше не является единственной предпосылкой благополучия, необходимо уже ощущение правильности сделанного. Совесть начинает выполнять предостерегающую функцию. «Нечистая совесть» создает состояние малой аннигиляции, чтобы предостеречь от опасности реальной утраты нарциссических ресурсов, получаемых уже от суперэго. В определенных обстоятельствах предупреждающий сигнал совести может потерпеть неудачу и вызвать меланхолическую аннигиляцию, подобно тому, как при тревожной истерии предупреждающий сигнал тревоги порой неожиданно приводит к панике. При рассмотрении депрессии уместно вернуться к этому вопросу.

Выраженная депрессияпредставляет собой состояние, в которое впадает орально зависимый индивид при недостатке жизненных благ, легкая депрессия является предупреждающей антиципацией этого состояния. Тревога и чувство вины - мотивы защиты от инстинктивных влечений. Тем не менее тревога манифестируется при тревожной истерии, а чувство вины - в случаях простой депрессии. После длительной депривации (фрустрации) каждый человек склонен к апатии, снижению интеллектуальной активности, утрате интересов. Вероятно, даже нормальные индивиды нуждаются в некоей подпитке нарциссизма извне и, если эта подпитка полностью прекращается, они оказываются в положении младенца, обделенного заботой.

Подобные состояния представляют собой модели «простой депрессии». Существуют переходные состояния между такой депрессией и регрессией к галлюцинаторному выполнению желаний, когда обращение во внешний мир замещается бесцельным вегетативным существованием, как это случается при кататонических состояниях. Невротическая депрессия представляет собой отчаянную попытку вынудить объект предоставить жизненно необходимые ресурсы, тогда как при психотической депрессии эти ресурсы окончательно утрачиваются, и регуляторные усилия адресованы исключительно суперэго. Данное различие, однако, не абсолютно. При невротической депрессии чувство вины и страх оказаться покинутым суперэго тоже играют важную роль, любовь со стороны внешних объектов тогда необходима, чтобы противодействовать обвинениям суперэго. При психотической депрессии, Когда борьба разворачивается на нарциссическом уровне, все еще сохраняется амбивалентное отношение к внешним объектам. Прегенитальность депрессивных пациентов прежде всего выражается в их анальной ориентации.

Абрахам показал, что в периоды, свободные от приступов, личностные особенности маниакально - депрессивных пациентов в значительной степени схожи с чертами компульсивных невротиков. Компульсивный невроз и депрессия нередко сочетаются. Важную роль в клинической картине депрессии обычно играют деньги (страх потери денег и обнищания). За этой анальной ориентацией всегда видны элементы оральной фиксации. Отказ от пищи не только обычный симптом меланхолической депрессии, но и сопутствует любой депрессии. Иногда этот симптом чередуется с булимией. При невротической депрессии, обострению которой может сопутствовать булимия, В фазе хорошего самочувствия - пациенты ограничивали себя в пище. При меланхолическом бреде наглядны каннибальские фантазии, в случаях менее выраженной депрессии они обнаруживаются в сновидениях или в качестве бессознательного значения симптомов. Депрессивные пациенты нередко возвращаются к эротической оральной активности детства, например, сосут палец. В дополнение, у них проявляются различные черты орального характера. Бессознательные идеи, а зачастую и сознательные мысли депрессивных пациентов исполнены фантазиями о съедении людей и частей их тела. Для тех, кто не имеет опыта в психоаналитическом лечении депрессии, нельзя излишне подчеркивать, насколько буквально понимание этой оральной инкорпорации как пожирания.

Можно вспомнить о пациентке, которая не могла употреблять в пишу рыбные блюда, потому что рыба имеет «душу». Рыба символизировала отца пациентки, умершего, когда она была в возрасте годовалом. У пациентки имелись желудочно - кишечные симптомы, она жаловалась на боли в «диафрагме». Эти симптомы предотвращали эдипово желание, принявшее форму желания съесть умершего отца. Оказалось, что в используемом ею диалекте немецкого языка слово «диафрагма», Zwerchfell, произносится как Zwergfell (Zwerg означает карлик), она воображала, что гул в ее животе производит прыгающий карлик. Zwerchfell был съеденным отцом или, точнее пенисом отца. Дети довольно часто показывают, что эмоционально верят в возможность съедения кого - то или кем - то, даже после отвержения этой идеи на интеллектуальном уровне. «Рецептивная оральность» как свойство характера сопряжена с рецептивным кожным эротизмом, т. е. желанием успокоения от тепла. Тревожная пациентка не ложилась спать, потому что не могла достичь необходимой релаксации и бессознательно рассматривала свой отказ от сна как способ заставить судьбу удовлетворить ее потребности. Относительного отдыха и расслабления она достигала двумя действиями: а) употребляла алкоголь; б) садилась на радиатор чтобы насладиться теплом.

При анальности депрессивных пациентов и анальности компульсивных невротиков цели инкорпорации заметно различаются. В первом случае отсутствует попытка задержать объект, цель скорее в инкорпорации, если даже объект должен подвергнуться разрушению. Абрахам продемонстрировал, что этот тип анальности соответствует началу анально - садистской стадии. Регрессия на ранний анальный уровень представляет, по-видимому, решающий сдвиг. Частично утрачивая объекты, присутствующие на анальной стадии, пациент освобождается от всех ограничений, и его либидо продолжает регрессию к оральности и нарциссизму.

Печаль, скорбь и депрессия Фрейд сравнил депрессию с родственным нормальным состоянием - печалью. Если ребенок утрачивает объект, поток либидо, больше не связанный с объектом, затопляет его психику и может вызвать панику. В состоянии печали взрослый научается контролировать этот поток, сдерживая необходимое высвобождение либидо. Привязанность к утраченному объекту репрезентируется сотнями воспоминаний. Стирание каждого воспоминания происходит отдельно, на что требуется время. Фрейд назвал этот процесс «работой скорби». Такая работа трудна и неприятна, многие стараются ее отсрочить, предаваясь иллюзии, что умерший все еще жив.

Затухание эмоциональной жизни в состоянии печали, вероятно, объясняется идентификацией с умершим человеком. Иллюзия, что умерший человек жив, и идентификация с ним - взаимосвязанные явления. Каждый скорбящий склонен упрощать свою задачу, создавая после утраты реального объекта замещающий объект внутри себя. Для этого используется тот же механизм, что у всех разочарованных людей, в том числе страдающих депрессией, а именно регрессия от любви к инкорпорации, от объектного отношения к идентификации. Нередко случается, что скорбящий в каком-то аспекте уподобляется утраченному объекту: его волосы седеют, меняется речь и жесты, возникают боли в сердце, если умерший страдал сердечным заболеванием. Фрейд указывал, что уподобление происходит не только при утрате вследствие смерти, но и в случаях чисто ментальной утраты. Он ссылается на женщин, перенявших черты своих бывших любовников.

Булимия (Реминисценция о тотемных празднествах дикарей, учрежденная в форме поминок), которая бессознательно означает съедение умершего, как и отказ от пищи, бессознательно отвергающий эту идею, умещаются в границы нормальной печали. Все это служит доказательством идентификации с умершим, субъективно воспринимаемой как оральная инкорпорация, происходящая на том же уровне, что и при психотической депрессии, но с меньшей интенсивностью. Изучение фольклора о смерти и похоронных обычаях убеждает в универсальности интроекции как реакции на объекта утрату. Черное траурное одеяние представляет собой пережиток обычаев древности, когда смерть близких обязывала к смирению и посыпанию головы пеплом, символизирующих идентификацию с умершим.

Приведенный материал подкрепляет предположение Фрейда: «Весьма возможно, что идентификация - всеобщее условие, при котором ид расстается со своими объектами». Многие их тех, кто потерял родителей в раннем детстве, проявляют признаки оральной фиксации и склонны устанавливать наряду с объектными отношениями обширные идентификации, т. е. инкорпорировать свои объекты. По-видимому, нормальному человеку легче освободиться от связей с интроектом, чем с внешним объектом. Учреждение интроекта - это способ облегчить окончательное освобождение. Состояние печали имеет двухактную динамику: интроекция, освобождение от привязанности к интроецированному объекту.

Если скорбящий относился к утраченному объекту крайне амбивалентно, изживание печали осложняется и даже становится патологичным. В этом случае интроекция приобретает садистское значение, инкорпорация представляет тогда не только стремление сохранить любовный объект, но также попытку разрушить ненавистный объект. Когда враждебность такого рода выступает на передний план, интроекция вызывает новое чувство вины. В случаях смерти, по - видимому, амбивалентность всегда мобилизуется. Человек, который желал кому-то гибели, может воспринять смерть этой особы как исполнение желания. Смерть порой радует, поскольку постигла другого, а не испытавшего облегчение субъекта. Лица с нарциссической ориентацией бессознательно склонны упрекать умерших друзей за свою болезненную печаль. Эта реакция порождает чувство вины и угрызения совести. На самом деле даже в обычных похоронных ритуалах нет недостатка в угрызениях совести. Попрошайки и недобросовестные фирмы умело улавливают состояние раскаяния и знают, как извлечь из него выгоду.

Идентификация с умершим человеком имеет также значение наказания: «Ты хотел, чтобы умер другой, поэтому сам должен умереть. В данном случае скорбящий боится, что, коль он вызвал смерть благодаря «всемогуществу» своего желания, мертвец будет стремиться к отмщению, может воскреснуть и убить его. В свою очередь, этот страх усиливает амбивалентность. Отсюда стремление и умиротворить умершего, и заново более эффективно его убить. Благочестивые ритуалы - караул у гроба, бросание земли в могилу, установление на могиле монумента (могильного камня) - восходят к архаическим мерам, предотвращающим возвращение умершего. Вообще печаль представляет собой «приручение» примитивного бурного аффекта, разрядке которого сопутствуют страх и самодеструкция, что можно наблюдать у дикарей.

Эмоциональные вспышки тем сильнее, чем более амбивалентным было отношение к утраченному объекту. Наша печаль, длящаяся некоторое время, защищает, следовательно, от разрушительной силы примитивного аффекта. В заключение констатируем, что печаль характеризуется амбивалентной интроекцией утраченного объекта, таким же эмоциональным отношением к интроекту, которое проявлялось к объекту, и участием во всем процессе чувства вины. Сходные механизмы действуют при разных видах печали.